Касаясь исламской догматики, Максимов пытается обвинить Ислам в том, что он буквально понимает антропоморфизмы в Коране: «Другим оригинальным божественным атрибутом согласно мусульманскому богословию является атрибут перемещения в пространстве, выводимый из достоверного хадиса, в котором Мухаммед говорит о том, что Аллах каждую ночь спускается «к нижнему небу» (стр. 48).

Максимов уже берет на себя ответственность по выведению атрибутов Всевышнего из хадисов. При этом он, как следует из его книги, совершенно не имеет понятия о том, как данный вопрос разобран мусульманскими богословами.

Ни одно из направлений Ислама не считает допустимым даже малейшее уподобление Творца творениям, а также представления о Нем в категориях образа, времени и места. Существуют разногласия относительно некоторых аятов Корана и хадисов, в которых приводятся описания Бога, но все мнения далеки от антропоморфизма. К сведению Максимова, убеждения мушаббихитов - антропоморфистов (также их называют муджассимитами) уже много веков назад единогласно признаны уммой противоречащими Исламу.

Согласно мнению подавляющего большинства богословов Ислама, это обычные метафоры, символы для понятности людям, состоящим из плоти, вследствие чего им трудно понять то, что превыше пространства. Есть также мнение, что нельзя понимать эти места аллегорически, но при этом и нельзя приписывать Всевышнему свойства творения (антропоморфизм).

С другой стороны, Максимов почему-то забывает (или нарочно не приводит) библейские тексты, например, такой: «Поднялся дым от гнева Его и из уст Его огонь поядающий, горящие угли сыпались от него, наклонил он небеса, сошел и мрак под его ногами. Воссел он на херувимов, и полетел и понесся на крыльях ветра» (2 Царств, 22: 9-11). «Из Его уст пошел дым» - из уст Бога? Неверующий человек может сказать, что Бог тут уподоблен дракону! А как расценить слова, о том, что Он, «воссел на херувимов, и полетел и понесся на крыльях ветра», как это следует из 11 стиха? Всемогущий Бог сел верхом на херувима и полетел. Не удивительно ли?

А как быть с верованием христиан, что имело место «богоявление» - явление Троицы Аврааму? – Мало того, что «бог» сидел, он еще ел, пил! А что такое схождение «третьей ипостаси Бога» на апостолов в виде огненные языков? Чем уж не атрибут перемещения в пространстве!

Далее «исламовед» пытается приписать мусульманам суеверность, говоря, что «в Исламе много предписаний, идущих из сунны, в которых говорится о некоторых мерах безопасности против шайтана». Приведя слова пророка о том, что необходимо есть правой рукой, Максимов продолжает: «Таких суеверных преданий много. Во время хаджа мусульманин бросает в определенное место камни, считая, что так он побивает Иблиса и свидетельствует о своей независимости от него» (стр. 51).

Странно, что крещенный в православии автор книги видит в этом акте символического презрения к дьяволу «суеверное предание». Ведь примерно так же свидетельствует о своей независимости от сатаны любой человек, желающий принять христианское крещение. В подтверждение привожу отрывок «Чинопоследования таинства крещения», в котором священник спрашивает крещаемого: «Отрекаешься ли от сатаны, и от всех дел его, и от всех ангелов его, и от всего служения его, и от всей гордыни его?» Тот отвечает: «Отрекаюсь» (трижды). В конце говорит священник: «И дунь и плюнь на него!»

Вот как объясняет это место в чине оглашения сама православная церковь: «Священник еще три раза спрашивает его: отреклся ли еси сатаны? Оглашенный отвечает: отрекохся (отрекся) и, по требованию священника, дуновением и плюновением выражает свое презренье ко всему диавольскому». ("Краткое православное учение о вере и нравственности христианской. Платона Архиепископа Костромского". М:. 1892 г.)

Так что православная церковь, по-видимому, не разделяет мнение автора учебника о том, что внешнее свидетельство о независимости от враждебных Всевышнему сил является чем-то чуждым и неприемлемым для верующего человека. Если же одного из соавторов книги смутил именно факт бросания камней, то предлагаю ему ознакомится с православным «Требником», где в «Чине на основание дома» священник именно этим и занимается: «Если будет дом каменный, то берет священник три камня и, став надо рвом, где будет основание дома, говорит: «Основывается дом этот, во имя Отца». И сделав крестное знамение над рвом первым камнем, бросает его в ров… И взяв второй и сделав то же самое, бросает его, говоря: «и Сына». Взяв же третий и, сделав также крестное знамение, бросает его, говоря: «и Святого Духа. Аминь». И сразу же окропляет все рвы и все место, говоря: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь». Если же дом должен быть из дерева, взяв палку, бьет в одно бревно, положенное к востоку трижды, говоря: «Основывается дом этот, во имя Отца, + и Сына, + и Святого + Духа, аминь» (перевод с церковнославянского на русский – В. С.).

Интересно, как этот обряд объясняют православные религиоведы?

Чем дальше, тем больше Максимов показывает свое незнание контекста Библии, библейской терминологии. Он пишет, что «с библейским пониманием слова «пророк» мусульманское понимание имеет мало общего. По его словам, пророк – «это тот, кто возвещает будущее» (стр. 53). Точка. Не ужели преподаватель МДА до сих пор не знает о том, как Христианство воспринимает пророческую миссию? Специально для него привожу цитату из второго тома энциклопедического словаря «Христианство» (М.: «Большая российская энциклопедия» 1995, стр. 402-403. Цит. по: А. Лопухин, Библейская история при свете новейших исследований и открытий, СПб., 1892-95):

«Пророки, библейский термин для обозначения особых провозвестников воли Божией – как в Ветхом, так и в Новом Завете. Еврейское название пророка «наби» означает «провозвестника, объявляющего чью-то волю», а греческий перевод «профитис» - того, кто говорит от лица кого-либо, в данном случае – от лица Бога.

Пророк – не обязательно человек, предвидящий будущее (через откровение свыше), предсказатель. Хотя и это может входить в его миссию. Пророки так же являются «непреклонными хранителями и ревнителями Завета, бесстрашными обличителями идолопоклонства… не боящиеся говорить правду в лицо царям…» Пророки это еще и хранитель религиозной, образовательной и нравственной жизни страны.

«В пророческих школах осуществлялось правильное религиозно-нравственное воспитание, к которому примыкали и такие образовательные предметы как пение, музыка, письменность, счет и др. Впоследствии из этих школ выходили пророки-писатели, которые оставили после себя богатую литературу, изумляющую силой и красотой восторженного слова». Книги пророков Иеремии, Иезекииля, Даниила и Исайи – пример этому. Кстати сказать, «Книга пророка Исаии» как раз яркий пример коллективного сотрудничества нескольких поколений пророческих школ. Современная библеистика делит книгу пророка Исайи на три части по авторству и времени написания. Первая часть (гл. 1-39) – проповедь самого Исаии (2-я половина VIII до н.э. Вторая часть (гл. 40-55) – содержит весть безымянного пророка, пророчествовавшего в конце Вавилонского плена (2-я половина VI века). Его условно называют Второисаией, Девтероисаией или Исаией Вавилонским. Третья часть (гл. 56-66) – последнее произведение школы Исаии, т.е его учеников и последователей, продолжавших в конце VI, начале V в. (после Вавилонского плена) дело пророка. Эту часть называют Тритоисаией (см. прот. А. Сорокин «Введение в священное писание Ветхого Завета», Киев, «Пролог», 2003, стр. 203-204).

Мало того, единственная пророческая книга Нового Завета – «Откровение Иоанна Богослова» - прямо говорит о том, что в ведении пророка не только знание о будущем: «Итак, напиши, что ты видел, и что есть, и что будет после сего». То есть, пророк, посланный Богом способен возвещать не только будущее, но и говорить о настоящем и о прошлом.

Что же касается утверждения Максимова о том, что в Исламе пророк не ведает будущего, то все тот же библейский пророк Иона (Юнус) так же не знал будущего, т.е того, как отреагируют ниневитяне на его проповедь. Когда же они вняли словам Ионы и изменили свою жизнь, пророк сильно от этого опечалился. Это еще раз показывает, что в библейском и кораническом понимании, пророк это не какой-то «Нострадамус», а глашатай воли Всевышнего, не зависимо от временного контекста Откровения.

Разбирая исламскую эсхатологию, Максимов еще раз показывает свое незнание и непонимание исламского учения о рае. «В раю мусульмане будут предаваться всяческим наслаждениям: они будут иметь дома среди райских садов, множество красивых гурий – существ, специально созданных для утоления сексуальных желаний праведников… Вино, мед и молоко будут литься рекой» (стр. 57). Он вместе с другими «исследователями» Ислама упрекают мусульманское богословие в чувственном представлении о рае, сознательно не приводя аят из Священного Корана:

«И притчею (Аллах являет) Рай, Что был обещан тем, Которые страшатся Его (гнева)… …Сады, реками омовенны, Услада вечная и тень – Таков конец пути для тех, Кто гнева Господа страшился». (Коран 13, 35, пер. В. Пороховой. В переводе И. Крачковского: «Притча о рае, который обещан богобоязненным»).

Именно притчей представлен рай в Коране, о том же, какие именно награды будут праведникам после смерти достоверно не знает никто, кроме Всевышнего. В Христианстве так же о рае сказано притчами. И если их понимать буквально, как в отношении Корана делает Максимов, то и христиан можно упрекнуть в сексуальных наслаждениях с 5 или 10 девами (см. притчу «О десяти девах» (Мф. 25,13). Можно так же предположить, что даже у самого Иисуса тоже будет жена: «Пойди, я покажу тебе жену, невесту Агнца». Но ведь сами христиане толкуют это место аллегорически, под «женой» понимая церковь. В христианском представлении о рае есть так же и реки (Откр. 22,1), и постоянно плодоносящие деревья (Откр. 22,2), но никто их не упрекает в том, что они пытаются чувственно понять райское блаженство. Мусульмане понимают, что это такая же притча, как и в Коране. Тело в раю будет, и оно будет наслаждаться вслед за душой, но как – Творец нам до Судного дня не открывает.